О`Санчес - Хвак

   - Весла суши!

   Тишина вернулась в этот кусочек пространства. Разумеется, это была живая тишина, не из тех, что обитают на дне морском или в склепах: мачты поскрипывают, воды плещут, птеры во тьме перекрикиваются, бродяга с цепью там, на пристани, чего-то там хрипит и цепью грозится, на крови поскальзываясь... А в остальном - ночь, спокойствие... Самое время понять будущее после неудавшейся сделки... А почему, собственно говоря, - неудавшейся???

   Быстрая мыслями Хавроша все поняла еще быстрее разбойничьего кормчего.

   Вот она - грозная, хитрая, умная, всеми уважаемая Хавроша - стоит на борту чужой полупиратской ладьи, одна, без помощников и слуг... Без Косматого... У купцов убыток: четыре человека погибли, да один раб вырвался, остальные одиннадцать в трюмах. То есть, не полный убыток. У нее, у Хавроши, тоже четверо погибли, да этот ублюдок сбежал - вон он, цуцырем на досках скачет, ей грозится!.. Деньги за всю дюжину сполна получены - деньги при ней. Это хорошо...

   Ледяной мрак проник в Хаврошино сердце почти сразу, вслед за быстрыми думами: деньги-то при ней, да сама-то она - при купцах. Как только они почуют сие положение вещей, так и... Убытки-то им нужно восполнять? Скорее всего, даже в рабыни ее не возьмут, кому она такая старая нужна? Разве только смилостивятся над нею, в счет старой дружбы и с надеждою на дальнейшее... Нет, конечно, такие глупости нет смысла даже и обдумывать... Сама бы она - колебалась бы на их месте? Дала бы себя обдурить пустыми обещаниями? То-то же. Вон уже - шепчутся... Тяжела мошна, без малого - мешок, а не кошель, если как следует шнур на руку намотать, авось и не развяжется сразу?

   - Эй! Хвак! Хвак! Слышишь меня? Это я, Хавроша!

   - А, гадина! Вон ты где! Что, взяла??? А ну, иди сюда! Оберег, да??? Я тебе этот оберег...

   - Хвак, а Хвак! Послушай меня! - голос Хавроши чудесным образом преобразился из хриплого крякания в певучий зов, молодой, звонкий и сильный, таким заколдованные статуи в храмах созывают со всей округи прихожан на моления... Хавроша, видимо, решилась использовать напоследок все свои тайные умения, уже не стесняясь тем, что громкий зов ее может привлечь там, на суше, чье-то нежелательное внимание. А куда его дальше беречь, кого теперь бояться?

   Хвак услышал и примолк от неожиданности и удивления. Он подошел поближе к краю пристани, стараясь выбрать место посуше, чтобы ноги не скользили по крови и прочим остаткам растерзанной человеческой плоти.

   - Это ты мне? Ну, чего?

   - Слушай же, Хвак...

   - Да, чего тебе? Опять обмануть захотела? Нет уж! Я теперь...

   - Хвак! Это твое подлинное имя? - Хавроша запнулась, сбилась с голоса на миг и продолжила, не дожидаясь ответа на свой вопрос. - Да и вряд ли столь явный болван как ты способен схитрить. Это твое имя. Имя того, кто в одночасье разрушил всю жизнь мою, лишив любви, судьбы и счастья! И всей силою, во мне оставшейся, всей ненавистью, что рождена во мне, всеми мольбами своими, всей сущностью, всей душой проклинаю тебя смертным проклятием, сущность и душу без остатка отдавая богам взамен этого моего проклятья! Будь проклят!!!

   Огромный кошель в ее руках был почти на треть заполнен, да сплошь золотыми монетами, которые куда как тяжелее и ценнее серебра, хищные руки Хавроши крупно дрожали, и не только от злобы и предсмертного ужаса: держать на весу этот кошель стоило больших усилий. Шнурок, плотно стянувший кожаные края, был намертво обмотан вокруг Хаврошиной десницы, а остаточная петля надета для верности на большой палец. Если не набирать воздуху в грудь, а просто прыгнуть, зажав покрепче юбку между колен, дабы не раздулась и не захватила воздуха, то можно будет захлебнуться, уйдя на дно раньше, чем эти зубастые твари сообразят в чем дело и дотянутся до нее... Всю свою жизнь, с самого детства, Хавроша боялась участи быть заживо съеденной - не важно кем - зверями или демонами, и вот надо же... Хавроша успела высчитать про себя, что старый негодяй Петлявый, кормчий на ладье, получив от нее деньги по доброй воле, мог бы оказать ей милость и просто зарезать, перед тем, как выбросить за борт, но тогда денежки достанутся ему... О, нет! А если деньги выбросить, а самой остаться... Тоже нет, эти люди ей хорошо знакомы, легче быть съеденной. И Хавроша решилась: проговорив до конца смертное проклятие, она подошла к борту, к заранее намеченной приступочке, и уже ни на кого не оглядываясь и ни на что не отвлекаясь, шагнула за борт, бормоча безнадежные молитвы богам, которым она и так отдала, только что, все, что в ней было заветного, уповая на тяжесть мешка и посмертное везение. Но внизу ее уже ждали...

   Хаврошины крики долетели до Хвака и впились ему в уши, в глаза, в жирную грудь... Вроде бы она еще чего-то там кричала... или визжала... Ничего больше не слышно. Хвак захватил в себя дыхания побольше и замер, внимая... Хваку было слышно, как скрипят весла в уключинах, и хотя звуки эти были ему незнакомы, но он слышал, как стихают они, теряются среди плеска волн... Уплыли, стало быть. И гнева больше нет, разве что рот горит и в груди что-то ноет... И пониже, в брюхе... Вот чего Хвак отродясь не умел - так это колдовать, потому что все вокруг, односельчане его, во главе с женой Кыской, говорили, что не для его разума сие, что его заклятиям и наговорам учить - только время терять... Ну, что поделать, такова судьба ему выпала, ну и ладно, и получше Хвака люди безо всякого колдовства живут, подумаешь...Однако было в Хваке странное чутье: вот, например, он твердо понимал, что обидчицы Хавроши нет более в живых, стало быть и гневаться больше не на кого. А Косматый - вон кишки раздавлены, нет больше Косматого. Хвак подошел и пинками погнал окровавленную тушу к краю пристани - бульк! Ого! Там, в воде, оказывается, какие-то твари обитают, да огромные! Лучше здесь не поскальзываться... Хвак поспешно отбежал вглубь пристани... Надо бы и остальных в воду, все лучше, чем на досках сгниют... Шапку! Вот правильно люди говорят про него - дурак! На Косматом шапка - ох, красивая сидела, с зеленым верхом! Все, была да сплыла, назад уж не выловишь! Хвак начал осторожно обходить поле битвы, в почти полной темноте, скупо подсвеченной ущербною луной. Есть какая-то... На ощупь - сухая. И сапоги. Да, да, точно, сапоги! У Хвака никогда в жизни не было обуви красивее зимних чуней, из соломы связанных, а он так мечтал о сапогах! Чтобы с отворотами, да по бокам красивые кисточки!.. Как у тиунова сына... Эх, не вовремя Косматого сбросил! Верно говорят, что дурак - а все равно обидно. Хвак сызнова взялся тела ворочать, сапоги с каждого снимать... Набралось четыре пары, остальные, вместе с владельцами, в воду попадали. Захватил Хвак под мышку все добытое, отнес на берег и - примерять! Да только не улыбнулась ему удача, все четыре пары малы ему оказались! Ах, вот ведь жалко! А шапка - ничего, впору ему пришлась... уши только натирает.